Незаконная планета - Страница 19

— Что мне делать, Алеша?

«Нашел у кого спрашивать совета…» — невесело подумал Морозов. Но у Володи была в глазах такая мольба, что язык не повернулся ответить «не знаю», хотя истина заключалась именно в этом ответе.

— Послушай, — сказал он, глядя в окно на яркие фрески противоположного корпуса. — Я не очень-то гожусь в советчики, но… объяснись ты с ней начистоту. Признайся в любви и…

Он хотел добавить: «…и не морочь мне голову», но удержался.

— Разве она сама этого не понимает? — спросил Володя, искренне удивленный.

— Конечно, понимает, но… в общем, надо объясниться. Объяснение, по крайней мере, тем хорошо, что внесет какую-то ясность. — Морозов усмехнулся при мысли о том, как легко давать советы другим. — Вызови Тоню на свидание, попроси, чтобы она выслушала тебя, не перебивая… встань, черт побери, перед ней на колени… Наши предки прекрасно все это умели, а мы почему-то разучились…

— На колени? — еще больше изумился Володя.

— Да! На колени! — Морозов крупно зашагал по комнате, пытаясь подавить в себе закипающее непонятное раздражение. — Скажи, что жить без нее не можешь. Не отпускай ее ни на шаг. Куда она, туда и ты! Иначе непременно появится кто-то другой! — Он остановился перед Володей, сунул ему в руки коробочку видеофона. — На! Вызывай ее сейчас же, при мне! Ну, быстро!

— Хорошо, — оторопело прошептал Володя.

Тоня пришла в беседку точно в назначенный час. На ней было платье без рукавов, при малейшем движении оно вспыхивало разноцветными искрами, меняло цвет.

В саду сгущалась вечерняя синева, на небе высыпали звезды.

— Какая ночь! — сказала Тоня, остановившись у входа в беседку. Она закинула руки за голову, поднятую к звездам, и с чувством произнесла: — «Какая ночь! Алмазная роса живым огнем с огнями неба в споре, как океан, разверзлись небеса, и спит земля — и теплится, как море».

Володя любовался ее лицом, ее руками, с наслаждением слушал Тонин звучный голос. Ему хотелось выразить свой восторг. Но он не умел.

— Тоня, — сказал он. — Здравствуй, Тоня.

— Привет, — улыбнулась она. — Куда пойдем?

— Посидим здесь. Тоня. Мы почти не бываем вдвоем…

— Сегодня бал у математиков, у них всегда очень весело, но, если хочешь, посидим немного.

Они сели на скамейку. «С чего начать?» — взволнованно подумал Володя.

— Ну, что у тебя? — прервала Тоня затянувшееся молчание. — Сдаешь зачеты?

— Сдаю… А у тебя что нового?

— Ничего особенного. Сегодня было много переговоров с Луной. У Чернышева такой приятный голос, даже когда он сердится. Он требовал прислать какое-то снаряжение. Тебе не надоело сидеть?

— Тоня… — Володя несмело взял ее руку в свои ладони. — Тоня, скоро наша группа улетит на Луну, и я хотел… я хотел тебе сказать…

Она быстро взглянула на него.

Вот теперь следовало, по совету Морозова, упасть на колени. Но Володя будто одеревенел. Он подумал, что неприлично так долго держать ее руку, и выпустил.

— Что же ты хотел сказать?

— Тоня… — Володя еле шевелил языком, все приготовленные заранее слова напрочь выскочили из головы. — Тоня, — продолжал он с отчаянной решимостью. — Я бы очень, крайне хотел, чтобы мы… чтобы мы всегда были вместе… Куда ты, туда и я…

— Вот и хорошо, — заулыбалась Тоня. — Вот и пойдем на бал к математикам. — Она встала. — Ну, что же ты? Пойдем, скоро начнется.

— Нет. — Володя помотал головой и тоже поднялся со скамейки. — Нет, Тоня, ты не понимаешь… Лучше я уйду…

Он потерянно кивнул и, не оборачиваясь, побрел прочь. Она озадаченно смотрела ему вслед. Потом достала зеркальце, поправила волосы — это помогло ей справиться с растерянностью.

— Дивергентный какой-то, — тихо проговорила Тоня.

Она была неправа. Дивергенции, то есть расхождения, отклонения от правил, начались несколько позже.

После объяснения с Тоней Володя провел бессонную ночь. Зато на утренних занятиях он проспал учебный фильм «Обеспечение безопасности при текущем ремонте вспомогательных плазмопроводов». Во второй половине дня он сдавал практикум по приготовлению пищи в вакуумных условиях и только вечером, окончательно освободившись, отправился к Морозову, чтобы отвести душу.

В коридорах общежития было шумно, из-за полуоткрытых дверей слышались голоса, смех, музыка. У Морозова в комнате сидели трое парней, они спорили о чем-то. Включенный кристаллофон выкрикивал какую-то старинную песню из морозовской коллекции, высокий отчаянный голос выводил:

По-о-хранцузски — бутенброд.
По-хранцузски — бутенброд…

— О! Вот кого сейчас спросим! — Морозов подскочил к Володе и втянул его в комнату. — У нас тут разговор зашел о Плутоне. Помнишь, ты мне говорил о докторе Моррисе, ну, об этом планетологе, который безвылазно сидит на Тритоне…

— Да брось, Алеша, — прогудел басом розовощекий юноша. — Одни догадки у Морриса, никаких серьезных доказательств.

— Вот мы и спросим Володю. — Морозов поморщился от слишком уж громкого хриплоголосого хора, грянувшего из динамика кристаллофона. — Сделай-ка потише, Виктор. Так вот, — вскинул он взгляд на Заостровцева, — верно ли, что Моррис…

— Понятно, — прервал его Володя. — Когда-то мать рассказывала, что Моррис видел там «Дерево». У нее в записках есть об этом.

— Что значит «видел»? — сказал розовощекий Виктор. — Если он смотрел в телескоп, то почему не сфотографировал?

— Он снимал. Но на пленке вышло только слабое пятнышко.

— А! — махнул рукой Виктор. — Пятнышко, видите ли. Этому Моррису вечно что-нибудь мерещится.